странствующий рыцарь — в центре повествования; только в отношениях между «благородными» верность и преданность венчаются наградой: самоотверженная любовь слуг к господам — Бранжьены, отдающей свою честь ради Изольды, Люнеты, выручающей своими советами Ивейна, — изображается как нечто само собой разумеющееся. То же и в лирике. Та Любовь-служение, о которой говорилось выше — fin amor (утонченная любовь), строго ограничена сословно; и по отношению к вилланке — девушке низшего сословия — куртуазный поэт и рыцарь знает только грубую радость физического обладания — fol amor (безумную любовь), — порой связанную с прямым насилием (тематика пастурели). И совсем редко промелькнет у классиков куртуазного стиля среди пышно разодетых фигур «изумительно уродливая и омерзительная» («Окассен и Николетт») тень оборванного мужика, чтобы стать у эпигонов — в момент обострения сословной борьбы — предметом грубого издевательства (немецкая höfische Dorfpoesie).

С другой стороны, как мы видели, Куртуазная литература своим антиспиритуалистическим прославлением земной радости отвергает учение Церкви (исследователи справедливо указывают на общность истоков нового мировоззрения и ряда ересей, отвергающих церковную иерархию и догматику и возникающих в крупных торговых городах Прованса), своим индивидуализмом и космополитизмом — во имя гармонической личности — разрушая установленные в феодальном обществе родовые, племенные и даже вассальные связи. Понятие куртуазии становится оружием в первой робкой борьбе за права «худородного» (vilain). Трубадур Дофин Овернский защищает преимущества «худородного человека, вежественного и изысканного», перед «рыцарем и бароном, грубым, коварным и неучтивым»; и в латинском трактате «De nobilitate animi» «благородству душевному» отдается предпочтение перед «благородством крови». Отрицательное понятие «vilam» начинает терять свое исключительно социологическое содержание (название крестьянина и горожанина); оно становится внесословным обозначением «неучтивого», «невоспитанного» человека. И в прозиметрической повести «Окассен и Николетт» XIII в. впервые прозвучит сочувствие к горю батрака, потерявшего хозяйский скот (встреча Окассена с крестьянином).

Так в первых робких проблесках намечается в Куртуазной литературе новое мировоззрение, которое позднее оформится в философских и этических системах Ренессанса; и не без основания некоторые исследователи Куртуазной литературы готовы дать ей наименование «Проторенессанса» (Vorrenaissance).

Социальным генезисом Куртуазной литературы легко объясняются и её исторические судьбы: её зарождение в XI в. в экономически наиболее передовом Провансе, её пути в XII в. в экономически прогрессивные Францию и Фландрию, её значительное (на целое столетие) запаздывание в экономически отсталой Германии. Социальной сущностью Куртуазной литературы легко объясняется и своеобразная неустойчивость нового мировоззрения Куртуазной литературы при большой устойчивости создаваемых ею новых форм, овладевающих в XIII—XIV вв. всеми жанрами средневековой литературы, в том числе такими, искони чуждыми и внутренне противоположными ей, как героический и шпильманский эпос, религиозная дидактика и легенда; некоторые из этих жанров, как героический эпос, получают в куртуазных формах особое развитие.

Но эта огромная локальная и социальная экспансия форм Куртуазной литературы идет за счет утраты ею первоначальной идеологической сущности, за счет превращения её в орудие феодально-церковной идеологии, в мире фикций — бесцельных и абстрактных авантюр небывалого «странствующего рыцарства» — дающей удовлетворение и утеху теряющему свое реальное значение классу. Необычайно показателен (в начале этого процесса феодализации Куртуазной литературы) выпад учёного горожанина Готфрида Страсбургского против апологета феодализма, пронизывающего мистическими элементами куртуазную фабулу, — рыцаря Вольфрама фон Эшенбаха: для куртуазного рационалиста ненавистен «vindaere wilder maere / der maere wilderaere» (изобретатель диких сказок, сказаний исказитель).

Социальной сущностью Куртуазной литературы объясняется и тот факт, что третье сословие усваивает её лишь в своей верхней, наиболее феодализированной прослойке [лирика городских puy во Франции и мейстерзанг (частично) в Германии; poesie de l’amour galant во Франции XV в]. Но победоносное выступление культуры Ренессанса, — несмотря на многообразные нити, связывающие его с Куртуазной литературой (сладостный новый стиль является в равной мере и наследием и отрицанием куртуазной лирики, и Данте так же связан с трубадурами, как Бокаччо с куртуазным романом), идет под знаком борьбы с формами Куртуазной литературы, ставшей знаменем и орудием реакции (эпигоны куртуазного эпоса в итальянской литературе XV в.); ещё раньше более широкие массы третьего сословия создают в фаблио, в дидактических жанрах, в sotte chanson contre amour художественные формы, диаметрально противоположные Куртуазной литературе.

Библиография

• Frappier J. Amour courtois et Table Ronde. — Genève: 1973.
• Lafitte-Houssat J. Troubadours et cours d’amour. — Paris: 1979.
• Bezzola R. Les origines et la formation de la littérature courtoise en Occident . V. 1-2. — Genève-Paris: 1984.
• Huchet J.-Ch. L’amour discourtois : la «fin’amors» chez les premiers troubadours. — Toulouse: 1987.
• L’imaginaire courtois et son double. — Napoli: 1992.
• Bumke J. Höfische Kultur : Literatur und Gesellschaft im hohen Mittelalter. -München: 1997.
• Burnley D. Courtliness and literature in medieval England. — London: 1998.
• Wolf B. Vademecum medievale : Glossar zur höfischen Literatur des deutschsprachigen Mittelalters. — Bern-Berlin: 2002.
• Courtly literature and clerical literature. — Tübingen: 2002.
• Du roman courtois au roman baroque. -P.: 2004.
• Мейлах М. Б. Язык трубадуров. — М.: 1975.
• Михайлов А. Д. Французский рыцарский роман. — М.: 1976.