Элементы постмодернизма

Если рассматривать «Суер-Выер» в контексте мировой литературы, очевидна его связь с такими знаменитыми романами-путешествиями, как «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, «Путешествия Гулливера» Свифта, даже отчасти «Дон Кихот» Сервантеса. На эту связь указывал в своих последних интервью и сам автор (см. выше).

По мнению Ольги Мяэотс, «Юрий Коваль определил жанр произведения как „пергамент“, подчеркивая таким образом не только исторические корни своей книги, продолжающей традиции знаменитых утопий эпохи Возрождения, но и синкретичность формы, вобравшей в себя динамику приключенческого романа, глубину философской прозы, искрометность анекдота, беспощадность сатиры, безудержный полет фантастики, тонкий поэтический лиризм».

На интертекстуальность романа обращает внимание и Ирина Сыромятникова, которая указывает на то, что помимо мотивов «Путешествий Гулливера», в тексте можно обнаружить и связь с произведением Клайва Льюиса «Хроники Нарнии». В «Суере-Выере» встречаются отсылки к некоторым элементам «Хроник Нарнии» — в частности, это дверь, ведущая в другие миры (глава XLIII «Бодрость и пустота»), а также образ одноногого Сциапода (глава XLII «Остров Сциапод»). Однако, по мнению критика, «нельзя не заметить, что эти моменты переосмысливаются из высоких, наполненных глубинным смыслом символов в пародию».

Интертекстуальность романа, наряду с другими его особенностями, позволяет говорить о «Суере-Выере» как о постмодернистском тексте. Аналогичную мысль высказывает и Наум Лейдерман — отмечая, что «в русской литературе постмодернизм уже утвердился в качестве традиции», он приводит в качестве одного из характерных примеров именно произведение Коваля, где, «кажется, впервые русский постмодернизм предстал без катастрофического, разрушительного пафоса — вызывающая постмодернистская поэтика стала носителем весёлого, раскованного, фамильярного отношения между человеком и миром. Это первая версия весёлого постмодернизма».

Помимо литературных аллюзий, для прозы «Суера-Выера» характерны некоторые уникальные «явления, которые можно сравнить с тектоническими» (по словам автора). Так, например, с главой XLIX «Ненависть» случилось «прозотрясение», из-за которого в ней осталась только первая фраза, а глава L «Вёдра и альбомы (Остров Гербарий)» сильно пострадала «в результате наводнения в Питере в 1983 году, хотя и находилась в это время в Москве». В результате текст главы был сильно размыт и от неё сохранилось лишь несколько разрозненных фраз. Впрочем, полный текст обеих глав помещается в Приложении. Кроме того, некоторые главы претерпели сдваивания, страивания, и даже «сошестерения», что сам автор в сноске объясняет «падением культуры пристального чтения в конце XX века».

Отзывы

Ольга Мяэотс. Последние острова Юрия Коваля:

Игорь Шевелёв. Путешествие без морали: Последняя проза Юрия Коваля

Из эссе Г. Кружкова «В поисках Чеширского кота»:

Александр Етоев. Юрий Коваль, Суер-Выер и мэтр Рабле:

Дополнительные факты

Из истории работы над романом:

• По воспоминаниям Юлия Кима, одна из запомнившихся ему фраз в студенческой рукописи была: «Ананасана-бананасана! — вскричали пираты и театрально побежали на абордаж». В итоговой версии романа этой фразы нет.
• В одном из журнальных вариантов романа имя корабельного священника было Нектарий (Отец Нектарий купил земли гектарий).