Любимую дочь Милтона убили, а внучку – похитили. А самому Милтону (Николасу Кейджу) надо вырваться из Преисподней, чтобы отомстить. Отстрелив пару-другую рук (и ног), которые летят в лицо зрителю с качественным 3D-шным замедлением, Милтон обзаводится случайной попутчицей в лице Пайпер (Эмбер Херд) и пускается в погоню за неким Кингом, который собирается отдать его внучку в жертву самому Сатане. Правда, и за самим Милтоном тоже следует весьма странный тип в пиджачке, который стреляет в каждого, кому представляется Бухгалтером (ну, или сначала представляется, а потом стреляет). А все потому, что Милтон не только сбежал оттуда, откуда вообще-то не сбегают, но и прихватил с собой кое-что весьма и весьма ценное. В общем, верный последним картинам, Кейдж в очередной раз снимается в фильме про нечистую силу.

Да, время неумолимо к Кейджу – и теперь ему приходится играть не Призрачных гонщиков, а всего лишь дедушку с большим ружьем… Теперь вместо соблазнения – отеческие наставления, а вместо любви – утоление страсти с первой попавшейся проституткой. Ну, да ладно. Подумаешь  - дедушка? Зато сколько прелести в широко расставленных ногах, как бы придающих уверенность даже самому неуверенному зрителю (все-будет-хорошо!) Что там Призрачные гонщики? Вот Милтон с недельной щетиной и пиратской повязке (под которой прячется застрявшая в голове пуля) – это да! Помнится, примерно так выглядел     Клайв Оуэн в своем «Пристрели их». Правда, именно с этого момента у него резко начала «проседать» карьера – ну так разве это главное? И пусть Кейдж снимается в одноразовых картинах – зато их целых четыре штуки в год! А Патрику Люссье (режиссеру картины) удалось собрать все виданные и невиданные штампы подобных муви. Это и говорящие имена главного героя и его напарника, и заимствованные из других картин сцены, и большая доля нездорового юмора. Прибавить сюда декорации – и обалдевший зритель вспомнит хорошо знакомую фамилию: Родригес. По крайней мере, именно она ассоциируется с таким здоровенным градусом насилия.

Да и диалоги вполне себе достойны. Одно только «я убью тебя и оскверню твой труп!» вкупе с «ты предлагаешь мне пива после того, как моей дочери оторвали голову?! Да я выпью его из твоего черепа!» заставляют уважать Кейджа все сильнее. А главное  в том, что он по-прежнему крут, крут, крут! И если вы ненароком решили, что это кейдже-муви-разрастание можно  остановить – вы глубоко заблуждаетесь. Так что и расставленные в позиции «попробуй, подойди» ноги, и бутылка виски в одной руке, и «Магнум» - в другой ясно говорят зрителю об одном: Кейдж вышел в Великое Одноразовое Кино.