Пример Стация и Марциала показывает крайнюю степень глубины, до которой может пасть чувство достоинства и вообще нравственное чувство писателя в такое время, когда всякое свободное слово считается преступлением. Между тем, Стаций был одним из выдающихся эпиков I в. империи, а Марциал обладал большим лирическим дарованием; в его бесчисленных эпиграммах, остроумие, едкость, пикантность или просто игривость поражают на каждом шагу своей непосредственностью, чему вполне отвечает и развитая стихотворная техника. Для риторического элемента в этих легких произведениях не было места, что также выделяет Марциала в ряду поэтов серебряной латыни. В поэтической литературе I в. империи появились два новых вида, которых не знало прежнее время: басня и род романа. С первой ещё при Тиберии выступил вольноотпущенник Августа Федр, переделавший, без большого таланта, в шестистопный ямб 120 басен Эзопа, написанных прозой. С романом, в том роде, который выработала древность, выступил Петроний — по всей вероятности тот самый Т. Петроний, распорядитель удовольствий при Нероновом дворе, последние дни которого так интересно изобразил Тацит в своей «Летописи» (XVI, 18-19). Роман этот (под заглавием «Сатирикон»), писанный прозой и стихами, с необычайной живостью и реальностью изображает распущенность нравов Нероновского времени, вводя нас прямо в отвратительную жизнь этого падшего мира, поразительного своей пошлостью и нравственным безобразием. Значительно богаче выдающимися представителями проза серебряного века. Здесь выдвигаются на первый план такие писатели, как философ Сенека, Плиний Старший, Квинтилиан, Тацит и Плиний Младший. В первой половине этого периода господствует Сенека (умер в 65 г н. э.); он ввел в моду, среди ораторов, блещущий остроумием, тонкостью оборотов, краткостью выражения, неожиданностью контрастов стиль, с которым впоследствии упорно и систематически боролся в своей школе Квинтилиан, стараясь обратить своих учеников к изучению писателей классического времени, особенно Цицерона. Влияние Квинтилиана, к последователям которого принадлежали Тацит и Плиний Младший, принесло свои плоды, но, вообще говоря, красноречие, несмотря на всю его важную роль в обиходной жизни римлян, несмотря на множество людей, преданных его изучению, превратилось в декламацию и утратило руководящую роль в прозаической литературе. Период серебряной латыни не может указать ничего выше «Похвального слова Траяну» (Panegyricus ad Trajanum), принадлежащего Плинию Младшему и своей внутренней пустотой свидетельствующего, что времена истинного красноречия в римской литературе миновали безвозвратно.

Историография

Перемена государственного строя, понизившая уровень и значение красноречия, не могла не отразиться и на истории. Историку приходилось теперь считаться не столько с общественным мнением, сколько с личностью государя. В историографии первого века империи появились, поэтому, два направления, совершенно неизвестных в республике: раболепное и оппозиционное. И то, и другое были враждебны исторической истине, искажая её, первое — лестью, второе — ненавистью, как это заявлено самим Тацитом в предисловии к «Истории». Первое могло преследовать свою цель спокойно и даже получать поощрение; второе терпело гонения. Оба направления, с их последствиями, обнаружились уже при Тиберии, но гонения на историческую литературу, в лице преданных сожжению сочинений Лабиена, начались ещё при Августе. При Тиберии был осужден Кремуций Корд, писавший о междоусобных войнах конца республики; при Домициане Арулен Рустик и Геренний Сенецион поплатились жизнью за похвалу приверженцам республиканского правления. В дошедших до нас сочинениях Веллея Патеркула и Валерия Максима, писавших при Тиберии, мы имеем типические образцы направления раболепного. Из обильной исторической литературы времен Клавдия, Нерона и Веспасиана до нас ничего не дошло, кроме восьми книг сочинения Квинта Курция Руфа об Александре Великом, время появления которого в точности неизвестно. Немало в это время римляне интересовались Германией, о войнах с которой оставили сочинения Ауфидий Басс, писавший в период времени между Тиберием и Нероном, и Плиний Старший (при Веспасиане). Немалочисленна была в это время и литература военных мемуаров, представителями которой могут служить Домиций Корбулон и Светоний Паулин, а равно и биографическая литература, в которой принимали участие Тразея Пет, Плиний Старший, Тацит и др.; выходили сочинения и по истории отдельных народов, например, императора Клавдия об этрусках и о карфагенянах (написанные, впрочем, по-гречески), Антония Юлиана — об Иудее, а также общие труды по современной истории, например сочинения Клувия Руфа и Фабия Рустика, которыми пользовался Тацит по отношению ко времени Клавдия и Нерона. Этой обильной литературой были подготовлены исторические сочинения Тацита, великого римского историка времён Нервы и Траяна, когда, по словам самого историка, можно было «чувствовать, что хочешь, и говорить, что чувствуешь». Далеко не вполне дошедшие до нас главные сочинения Тацита, «История» («Historiae») и «Анналы» («Annales»), в которых изображалась эпоха от конца правления Августа до смерти Домициана, представляют важнейший памятник прозаической литературы времён империи, последнее усилие римского духа к созданию великого и вечного в области слова и мысли.